Родилась 21 апреля 1949 года в Москве в семье писателя Александра Бека. Первая публикация стихов состоялась в 1965 году в журнале «Юность»[1]. Это были два стихотворения «Утро вечера мудренее» и «Я из этого шумного дома, / Где весь день голоса не смолкают, /… / Убегу по лыжне незнакомой…» В этом шумном доме, кооперативе ЖСК Московский писатель по адресу 2-я Аэропортовская дом 7/15 (позднее ул. Черняховского 4), в пятом подъезде, она жила с 1957 года до середины 80-х годов.
Следующей публикацией была стихотворная подборка в журнале «Новый мир» в 1966 году.
В 1972 Бек окончила факультет журналистики МГУ. В 1974 году вышел ее первый поэтический сборник «Скворешники».
В 1971-73 Татьяна Бек была библиотекарем во Всесоюзной Государственной библиотеке иностранной литературы.
Значительное место в жизни и деятельности Татьяны Бек занимала критика и литературоведение. В 1976—1981 и 1993—2005 она была членом редколлегии и обозревателем журнала «Вопросы литературы». Вела литературную колонку в «Общей газете». К области ее литературоведческих интересов относилась современная литература и литература«серебряного века». Татьяна Бек в течение многих лет вела поэтический семинар в Литературном институте им. А. М. Горького.
В 1993 году подписала «Письмо 42-х».
Татьяна Бек — составитель поэтических антологий, она составила сборник «Акмэ. Антология акмеизма» (М., «Московский рабочий», 1997) и учебную антологию «Серебряный век» (М.
, 1997; также ряд переизданий).В числе собственных переводов Татьяны Бек — датские поэты Поль Лакур и Бенни Андерсен. См. «Из современной датской поэзии». Перевод с датского. Москва, Радуга, 1983
Татьяна Бек — член Союза писателей с 1978; член секретариата Союза писателей Москвы; член Русского ПЕН-центра с 1991. Член редколлегии журнала «Вопросы литературы». С 2000 — сопредседатель (вместе с Олегом Чухонцевым) программы «Новые имена в поэзии» при Фонде культуры.
Татьяна Бек — лауреат поэтических премий года журнала «Звезда» и«Знамя», ежегодной премии Союза журналистов России «Серебряный гонг», лауреат конкурса «Московский счет» (номинация «Лучшая поэтическая книга года»).
«Стихосложенье было и остаётся для меня доморощенным знахарским способом самоврачеванья: я выговаривалась… и лишь таким образом душевно выживала», писала Татьяна Бек.
Похоронена на Головинском кладбище в Москве[2]. По официальной версии причина смерти — обширный инфаркт. Тем не менее многие обсуждали вероятность самоубийства[3].
Сборники поэзии
- «Скворешники» (М.: Молодая гвардия,1974)
- «Снегирь» (М.: Советский писатель, 1980)
- «Замысел» (М.: Советский писатель, 1987)
- «Смешанный лес» (М.: ИВФ «Антал». 1993)
- «Облака сквозь деревья» (М.: Глагол. 1997)
- «Узор из трещин» (М.: ИК «Аналитика». 2002)
- «Сага с помарками» (2004)
...
Чужая душа не потемки,
...
Чужая душа не потемки,
А поздняя зимняя ночь,
Где жутко от свиста поземки,
От скрипа деревьев невмочь.
Я в милую темную душу
До боли
гляжу и гляжу.
И в снег, в беспощадную стужу
Неверной походкой вхожу.
***
Я из этого шумного дома,
Где весь день голоса не смолкают,
Где отчаянных глаз не смыкают
И смеются усталые люди,
И не могут друг друга понять, (
Я на лыжах, на лыжах, на лыжах,
На растресканных, старых и рыжих,
Убегу по лыжне незнакомой,
По прозрачной, апрельской лыжне.
Дует ветер, как мальчик, грубый.
Крепко-крепко сжимаю губы,
Я быстрее еще могу!
По-разбойничьи свищут лыжи,
Мальчик-ветер лицо мне лижет,
А лицо мое - в талом снегу.
До чего же тут все по-другому,
Тут сама я честнее и проще,
Тут взрослее я и сложней.
Мне как фильтры - белые рощи!
...Я из этого шумного дома
Убегу по лыжне незнакомой,
По прозрачной апрельской лыжне.
***
Часто день суетлив и бездарен,
Разворован, размыт, разбазарен,
Но, бывает, запомнится м и г.
В зимнем дворике дворник-татарин
На скамейке разлегся, как барин,
В ожиданье друзей-забулдыг.
Не заметен, не страшен, не жалок,
Все твердит про какой-то "подарок"
И никто во дворе не прервет
Ни горелок, ни пряток, ни салок.
Он глядит на детей и на галок
И татарскую песню поет.
***
В темном детстве,
от старших в сторонке,
Я читала, светлея лицом,
Эту сказку о гадком утенке
С торжествующе-лживым концом.
Я считала, что я некрасива...
Только лучше сказать - неточна:
Ведь прекрасна и грубая грива,
Если выразит лет скакуна!
Ненавижу свою оболочку!
Понимаю, что,
как не смотри,
Видно черную зимнюю почку,
А не слабую зелень внутри.
ВОЕНКОР
Смотрят военные ели,
как у дороги, один,
в широкополой шинели
он голосует на Клин.
В кузове долго трясется
с чувством неясной вины (
как ему трудно дается
тайная тайных войны!
Смотрят военные ели,
как он замерзшей рукой,
пряча блокнот от метели,
пишет про утренний бой.
Как, разомлев от привала,
правды прилежный писец,
он, улыбаясь устало,
просит подлить ему щец.
ЗАМОРОЗКИ
Пойду гулять, по переулкам рыскать.
Мне даже лучше, что гулять одной.
Наступишь в лужу - разлетятся брызги
И вдруг застынут веткой ледяной.
Еще октябрь. Но руки так замерзли,
Что шум в ушах становится сильней.
Не шум, а шепот. Сказочных, заморских,
Высоких и узорчатых саней.
Оттуда спрыгнет богатырь в тулупе.
Он на меня снежинками дохнет
И сам себя ладонями отлупит
Так, что метель над лужами вспорхнет.
Он спросит, почему я так сутулюсь,
А я неслышно улыбнусь взамен,
И мы поедем вдоль продрогших улиц
Полозьями - по осени - к зиме...
И на ветру захлопают афиши.
Внизу замрут московские дома.
А я - на санках. Я лечу все выше.
Туда, где снег, сугробы и зима.