На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Памяти поэта

 

Выдающийся российский поэт Андрей Вознесенский скончался после тяжелой продолжительной болезни на 78-м году жизни, сообщает "Интерфакс".


Андрей Андреевич Вознесенский родился 12 мая 1933 года в Москве.
Отец - Андрей Николаевич Вознесенский (1903-1974), участник строительства крупнейших гидроэлектростанций - Братской, Ингурской.

Фамилия ясно указывает на происхождение из духовного сословия. Прапрадед Андрея Андреевича, Андрей Полисадов был архимандритом, настоятелем Благовещенского муромского собора на Посаде.

Мать - Антонина Сергеевна Вознесенская, урожденная Пастушихина (1905-1983) - тоже из Владимирской области. Здесь, в Киржаче, провел часть детства будущий поэт. Во время войны эвакуированные из Москвы мать с Андреем жили в зауральском Кургане.

Супруга - Зоя Борисовна Богуславская, известная писательница, кино- и театральный критик, инициатор и координатор премии "Триумф".

Тяга к поэзии проявилась у Андрея Вознесенского еще в юности. Детские стихи Андрей Андреевич никогда не упоминает, хотя, очевидно, они уже обнаруживали талант. Недаром Борис Леонидович Пастернак, получив их по почте от четырнадцатилетнего мальчика, пригласил его к себе и затем приблизил.
Андрей окончил Московский архитектурный институт (1957) и получил специальность архитектора. Но его жизнь уже полностью принадлежала литературному творчеству. В 1958г. его стихи появляются в периодике, а начиная с поэмы "Мастера" (1959), поэзия Вознесенского стремительно ворвалась в поэтическое пространство современности, получив признание миллионов читателей. "Ваше вступление в литературу - стремительное, бурное, я рад, что до него дожил" - так писал Пастернак из больницы.

В то время поэтические вечера в зале Политехнического музея стали собирать полные залы, поэты привлекали многотысячные аудитории на стадионы, стали кумирами миллионов. И одним из первых в этой замечательной плеяде был Андрей Вознесенский. Его сборники моментально исчезали с прилавков, каждое новое стихотворение становилось событием.

В 1960 году выходят первые сборники стихов поэта - "Парабола" и "Мозаика". Пребывание в США (1961) отразилось в цикле стихов "40 лирических отступлений из поэмы "Треугольная груша" (1962).

Уже тогда наиболее прозорливые знатоки поняли, что в лице Вознесенского Россия получила нечто ранее не бывавшее. Уже тогда они говорили, что остросовременная, новаторская, во многом экспериментальная поэзия Андрея Вознесенского воплощает в себе своеобразный синтез лирики и философского начала, музыкальности и бьющей в набат тревоги. Необычный ритм стиха, дерзкие метафоры, тематические "порывы" ломали устоявшиеся каноны "благополучной" советской поэзии. Именно поэтому еще громче и чаще слышались злобные вопли советских ортодоксов и просто завистников. Сохранился плакат, выпущенный огромным тиражом, где рабочий выметает метлой "идеологический мусор", в котором наиболее заметна книжечка с названием "Треугольная груша"

В марте 1963 года Н.С.Хрущев, Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР собрал в Кремле "представителей художественной интеллигенции". На трибуну был вызван Вознесенский. Он не успел сказать и нескольких слов, когда Хрущев обрушился на молодого поэта с яростной руганью, с угрозами выслать его из страны. По стране началась кампания проработок и разоблачений. Вознесенский решил на всякий случай не появляться в Москве, скитаясь по стране, где всегда находились его почитатели.

Ему повезло, что еще до хрущевской ругани он успел побывать за границей. После снятия Хрущева у Вознесенского с властью складываются двойственные отношения. Его выпускают за границу, но только изредка, далеко не на все приглашения, которые он получает. Его печатают, но чаще не печатают. Каждый его сборник моментально исчезает из магазинов (часть тиража просто забирает себе номенклатура). За три десятка лет критика писала о нем считанные разы.
Но несмотря на замалчивание, неизменным оставалось восторженное почитание поклонников - от "шестидесятников" до современной молодежи - проявляющееся во всегда переполненных залах, где проходили выступления поэта, в ценах "черного рынка" на сборники, в переписанных от руки текстах, в сочинениях смелых десятиклассников.

Перу А.А.Вознесенского принадлежит два десятка сборников прозы и стихов, в том числе "Треугольная груша", "Антимиры" (1964), "Ахиллесово сердце" (1966), "Взгляд" (1972), "Дубовый лист виолончельный" (1975), "Витражных дел мастер" (1976), "Соблазн" (1978), "Избранная лирика" (1979), "Безотчетное" (1981), "Прорабы духа" (1984), "Ров" (1986), "Аксиома Самоиска" (1990), "Видеомы" (1992) (тираж 1000 экземпляров), "Casino "Россия"" (1997), "На виртуальном ветру" (1998), "Страдивари сострадания" (1999), а также "Девочка с персингом", "Жуткий кризис "Суперстар"", "Гадание по книге"и другие. В 1993 году в журнале "Дружба народов" опубликован безразмерный молитвенный сонет "Россия воскресе". В 1983 году вышло собрание сочинений в 3-х томах. В настоящее время издательство "Вагриус" приступило к выпуску 5-томного собрания сочинений поэта.
Цикл стихов Вознесенского "Антимиры" (1964) был поставлен в виде сцен и песен Театром на Таганке, где впервые на сцену с гитарой вышел В.Высоцкий. На Таганке был поставлен также спектакль "Берегите ваши лица", снятый сразу же после премьеры.

Рок-опера "Юнона и Авось" (музыка Алексея Рыбникова) в Ленкоме и в других театрах России, ближнего и дальнего зарубежья приобрела огромную популярность, стала классикой жанра.

На стихи поэта написаны многие популярные эстрадные песни, в том числе "Миллион алых роз" (муз.Р.Паулса), "Песня на "бис" (муз.Р.Паулса), "Начни сначала" (муз.Е.Мартынова), "Плачет девочка в автомате" (муз.Е.Осина), "Новые московские сиртаки" (О.Нестеров), а также много романсов на музыку М.Таривердиева.

Последние годы, найдя применение своей "академической" специальности, А.Вознесенский работает в жанре визуальной поэзии. Всегда стремившийся к синтезу искусств, он соединяет чтение стихов с музыкой и демонстрацией так называемых видеом. Выставки этих произведений - видеом - с успехом прошли в Музее изобразительных искусств имени А.С.Пушкина в Москве, в Париже, Нью-Йорке, Берлине. Его авторские вечера проходят по многих городах планеты.
Андрей Вознесенский - автор эссе и статей по вопросам литературы и искусства. Много и плодотворно занимается переводами, активно участвует в организации авторских вечеров молодых поэтов. В 1979 году он принял участие в выпуске неофициального альманаха "Метрополь".

А.А.Вознесенский - вице-президент Русского Пен-центра, его усилиями и инициативой был создан музей Бориса Пастернака в Переделкино. Он избран академиком и почетным членом десяти академий мира, в том числе Российской академии образования, Американской академии литературы и искусства, Баварской академии искусств, Парижской академии братьев Гонкур, Европейской академии поэзии и других.

Андрей Вознесенский - лауреат Государственной премии СССР (1978, за сборник "Витражных дел мастер"), дважды удостаивался американских премий. На Парижском фестивале "Триумф" (1996) газета "Нувель Обсерватер" назвала А.А.Вознесенского "самым великим поэтом современности".

Биография с сайта: http://avos111.narod.ru

 


ИСПОВЕДЬ

Ну что тебе надо еще от меня? Чугунна ограда. Улыбка темна. Я музыка горя, ты музыка лада, ты яблоко ада, да не про меня! На всех континентах твои имена прославил. Такие отгрохал лампады! Ты музыка счастья, я нота разлада. Ну что тебе надо еще от меня? Смеялась: "Ты ангел?" - я лгал, как змея. Сказала: "Будь смел" - не вылазил из спален. Сказала: "Будь первым" - я стал гениален, ну что тебе надо еще от меня? Исчерпана плата до смертного дня. Последний горит под твоим снегопадом. Был музыкой чуда, стал музыкой яда, ну что тебе надо еще от меня? Но и под лопатой спою, не виня: "Пусть я удобренье для божьего сада, ты - музыка чуда, но больше не надо! Ты случай досады. Играй без меня". И вздрогнули складни, как створки окна. И вышла усталая и без наряда. Сказала: "Люблю тебя. Больше нет сладу. Ну что тебе надо еще от меня?"

Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.

 



МАТЬ

Охрани, Провидение, своим махом шагреневым, пощади ее хижину — мою мать — Вознесенскую Антонину Сергеевну, урожденную Пастушихину. Воробьишко серебряно пусть в окно постучится: «Добрый день, Антонина Сергеевна, урожденная Пастушихина!» Дал отец ей фамилию, чтоб укутать от Времени. Ее беды помиловали, да не все, к сожалению. За житейские стыни, две войны и пустые деревни родила она сына и дочку, Наталью Андреевну. И, зайдя за калитку, в небесах над речушкою подарила им нитку — уток нитку жемчужную. Ее серые взоры, круглый лоб без морщинки, коммунальные ссоры утешали своей беззащитностью. Любит Блока1 и Сирина, режет рюмкой пельмени. Есть другие россии. Но мне эта милее. Что наивно просила, насмотревшись по телику: «Чтоб тебя не убили, сын, не езди в Америку...» Назовите по имени веру женскую, независимую пустынницу — Антонину Сергеевну Вознесенскую, урожденную Пастушихину.

Примечания
1. См. раздел А.Блока на этом сайте. Обратно

 

 

Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.


МОЛИТВА

Когда я придаю бумаге черты твоей поспешной красоты, я думаю не о рифмовке - с ума бы не сойти! Когда ты в шапочке бассейной ко мне припустишь из воды, молю не о души спасенье - с ума бы не сойти! А за оградой монастырской, как спирт ударит нашатырный, послегрозовые сады - с ума бы не сойти! Когда отчетливо и грубо стрекозы посреди полей стоят, как черные шурупы стеклянных, замерших дверей, такое растворится лето, что только вымолвишь: "Прости, за что мне, человеку, это! С ума бы не сойти!" Куда-то душу уносили - забыли принести. "Господь,- скажу,- или Россия, назад не отпусти!"

Андрей Вознесенский. Не отрекусь.
Избранная лирика.
Минск, "БелАДИ", 1996.


ПАРИЖ БЕЗ РИФМ

Париж скребут. Париж парадят. Бьют пескоструйным аппаратом, Матрон эпохи рококо продраивает душ Шарко! И я изрек: «Как это нужно — содрать с предметов слой наружный, увидеть мир без оболочек, порочных схем и стен барочных!..» Я был пророчески смешон, но наш патрон, мадам Ланшон, сказала: «0-ля-ля, мой друг!..» И вдруг — город преобразился, стены исчезли, вернее, стали прозрачными, над улицами, как связки цветных шаров, висели комнаты, каждая освещалась по-разному, внутри, как виноградные косточки, горели фигуры и кровати, вещи сбросили панцири, обложки, оболочки, над столом коричнево изгибался чай, сохраняя форму чайника, и так же, сохраняя форму водопроводной трубы, по потолку бежала круглая серебряная вода, в соборе Парижской богомагери шла месса, как сквозь аквариум, просвечивали люстры и красные кардиналы, архитектура испарилась, и только круглый витраж розетки почему-то парил над площадью, как знак: «Проезд запрещен», над Лувром из постаментов, как 16 матрасных пружин, дрожали каркасы статуй, пружины были во всем, все тикало, о Париж, мир паутинок, антенн и оголенных проволочек, как ты дрожишь, как тикаешь мотором гоночным, о сердце под лиловой пленочкой, Париж (на месте грудного кармашка, вертикальная, как рыбка, плыла бритва фирмы «Жиллет»)! Париж, как ты раним, Париж, под скорлупою ироничности, под откровенностью, граничащей с незащищенностью, Париж, в Париже вы одни всегда, хоть никогда не в одиночестве. и в смехе грусть, как в вишне косточка, Париж — горящая вода, Париж, как ты наоборотен, как бел твой Булонский лес, он юн, как купальщицы, бежали розовые собаки, они смущенно обнюхивались, они могли перелиться одна в другую, как шарики ртути, и некто, голый, как змея, промолвил: «чернобурка я», шли люди, на месте отвинченных черепов, как птицы в проволочных клетках, свистали мысли, монахиню смущали мохнатые мужские видения, президент мужского клуба страшился разоблачений (его тайная связь с женой раскрыта, он опозорен), над полисменом ножки реяли, как нимб, в серебряной тарелке плыл шницель над певцом мансард, в башке ОАСа оголтелой Дымился Сартр на сковородке, а Сартр, наш милый Сартр, вдумчив, как кузнечик кроткий, жевал травиночку коктейля, всех этих таинств мудрый дух, в соломинку, как стеклодув, он выдул эти фонари, весь полый город изнутри, и ратуши и бюшери, как радужные пузыри! Я тормошу его: «Мой Сартр, мой сад, от зим не застекленный, зачем с такой незащищенностью шары мгновенные летят? Как страшно все обнажено, на волоске от ссадин страшных, их даже воздух жжет, как рашпиль, мой Сартр! Вдруг все обречено?!.» Молчит кузнечик на листке с безумной мукой на лице. Било три... Мы с Ольгой сидели в «Обалделой лошади», в зубах джазиста изгибался звук в форме саксофона, женщина усмехнулась, »Стриптиз так стриптиз»,— сказала женщина, и она стала сдирать с себя не платье, нет,— кожу!— как снимают чулки или трикотажные тренировочные костюмы — о! о!— последнее, что я помню, это белки, бесстрастно-белые, как изоляторы, на страшном, орущем, огненном лице. »...Мой друг, растает ваш гляссе...» Париж. Друзья. Сомкнулись стены. А за окном летят в веках мотоциклисты в белых шлемах, как дьяволы в ночных горшках.

1963
* * *

Картина дня

наверх