Увертюра
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо и остро'! Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском! Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо! Стрекот аэропланов! Беги автомобилей! Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров! Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили! Ананасы в шампанском – это пульс вечеров! В группе девушек нервных, в остром обществе дамском Я трагедию жизни претворю в грезофарс... Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Из Москвы – в Нагасаки! Из Нью-Йорка – на Марс!
Январь 1915
Звезды
Бессонной ночью с шампанским чаши Мы поднимали и пели тосты За жизни счастье, за счастье наше. Сияли звезды. Вино шипело, вино играло. Пылали взоры и были жарки. "Идеи наши, – ты вдруг сказала, – Как звезды – ярки!" Полились слезы, восторга слезы... Минуты счастья! Я вижу вас ли? Запело утро. Сверкнули грезы. А звезды... гасли.
Поэма-миньонет Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж... Королева играла – в башне замка - Шопена, И, внимая Шопену, полюбил ее паж. Было все очень просто, было все очень мило: Королева просила перерезать гранат, И дала половину, и пажа истомила, И пажа полюбила, вся в мотивах сонат. А потом отдавалась, отдавалась грозово, До восхода рабыней проспала госпожа... Это было у моря, где волна бирюзова, Где ажурная пена и соната пажа.
Леса сосновые. Дорога палевая. Сижу я в ельнике, костер распаливая. Сижу до вечера, дрова обтесывая... Шуршит зеленая листва березовая... Пчела сердитая над муравейниками, Над мухоморами и над репейниками Жужжит и кружится, злом обессиленная.. Деревья хвойные. Дорога глиняная.
Мороженое из сирени!
Мороженое из сирени! Мороженое из сирени! Полпорции десять копеек, четыре копейки буше. Сударышни, судари, надо ль? не дорого можно без прений... Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе! Я сливочного не имею, фисташковое все распродал... Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле? Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа, На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ! Сирень – сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном крене Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок... Мороженое из сирени! Мороженое из сирени! Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей-Богу, похвалишь, дружок!
На реке форелевой
На реке форелевой, в северной губернии, В лодке сизым вечером, уток не расстреливай: Благостны осенние отблески вечерние В северной губернии, на реке форелевой. На реке форелевой в трепетной осиновке Хорошо мечтается над крутыми веслами. Вечереет, холодно. Зябко спят малиновки. Скачет лодка скользкая камышами рослыми. На отложье берега лен расцвел мимозами, А форели шустрятся в речке грациозами.
Сосны качались, сосны шумели, Море рыдало в бело-седом. Мы замолчали, мы онемели, Вдруг обеззвучел маленький дом. Облокотившись на подоконник, В думе бездумной я застывал. В ветре галопом бешеным кони Мчались куда-то, – пенился вал. Ты на кровати дрожко лежала В полуознобе, в полубреду. Сосны гремели, море рыдало, Тихо и мрачно было в саду. Съежились листья желтых акаций. Рыжие лужи. Карий песок. Разве мы смели утром смеяться? Ты одинока. Я одинок.
Весенняя яблоня
Весенней яблони, в нетающем снегу, Без содрогания я видеть не могу: Горбатой девушкой – прекрасной, но немой – Трепещет дерево, туманя гений мой... Как будто в зеркало, смотрясь в широкий плес, Она старается смахнуть росинки слез И ужасается, и стонет, как арба, Вняв отражению зловещего горба. Когда на озеро слетает сон стальной, Бываю с яблоней, как с девушкой больной, И, полный нежности и ласковой тоски, Благоуханные целую лепестки. Тогда доверчиво, не сдерживая слез, Она касается слегка моих волос, Потом берет меня в ветвистое кольцо, – И я целую ей цветущее лицо.
Дорогому К. М. Фофанову Весенний день горяч и золот, – Весь город солнцем ослеплен! Я снова – я: я снова молод! Я снова весел и влюблен! Душа поет и рвется в поле, Я всех чужих зову на "ты"... Какой простор! Какая воля! Какие песни и цветы! Скорей бы – в бричке по ухабам! Скорей бы – в юные луга! Смотреть в лицо румяным бабам, Как друга, целовать врага! Шумите, вешние дубравы! Расти, трава! Цвети, сирень! Виновных нет: все люди правы В такой благословенный день!
В ландо моторном, в ландо шикарном Я проезжаю по Островам, Пьянея встречным лицом вульгарным Среди дам просто и – "этих" дам. Ах, в каждой "фее" искал я фею Когда-то раньше. Теперь не то. Но отчего же я огневею, Когда мелькает вблизи манто? Как безответно! Как безвопросно! Как гривуазно! Но всюду – боль! В аллеях сорно, в куртинах росно, И в каждом франте жив Рокамболь. И что тут прелесть? И что тут мерзость? Бесстыж и скорбен ночной пуант. Кому бы бросить наглее дерзость? Кому бы нежно поправить бант?
Восемь лет эту местность я знаю. Уходил, приходил, – но всегда В этой местности бьет ледяная вода Неисчерпываемая вода. Полноструйный родник, полнозвучный, Мой родной, мой природный родник, Вновь к тебе (ты не можешь наскучить!) Неотбрасываемо я приник. И светло мне глаза оросили Слезы гордого счастья, и я Восклицаю: ты – символ России, Изнедривающаяся струя!
Июль 1914